Мне посчастливилось участвовать в Балинтовской группе под руководством В.А. Винокура, доктора медицинских наук, президента Санкт-Петербургского Балинтовского общества, члена консультативного совета Международной Балинтовской ассоциации. Конечно, это была не постоянно действующая, а обучающая методическая группа. До этого, в 2012 году, я также была участницей Балинтовской группы на 10-м Апрельском семинаре по психотерапии в НИПНИ им. В.М. Бехтерева, где мы только осваивали азы методики ведения Балинтовских групп. Но там, работая в группе, я не была в роли «рассказчика» или «заказчика», выносящего на группу свою историю.
В группе, проводимой Владимиром Александровичем, я рассказывала свою историю. Это был случай годичной давности из моей консультативной практики. Несмотря на то, что произошло это больше года назад, этот случай продолжал меня волновать и беспокоить, расценивался мною как неудача. Я часто думала об этом впоследствии, пыталась понять, что же произошло, где я допустила ошибку. В общем, всю эту историю, волнуясь и путаясь, я и предъявила участникам нашей группы. Правда, мой запрос – понять, в чем я ошиблась и что надо было делать, ведущий сразу же отклонил, так как в Балинтовских группах не разбирают ошибок и не учат, как надо поступать в той или иной ситуации (для этого существует клинико-терапевтический разбор).
Итак, я рассказала свою историю, вышла за круг и стала слушать участников группы. Вначале группа молчала, «переваривая» услышанное. Потом, постепенно, члены группы начали высказывать свои впечатления, чувства, переживания, вызванные моим рассказом. История вызвала у многих тягостное ощущение. Я увидела, как в зеркале, в словах участников, собственные эмоции и переживания, связанные с той ситуацией.
Второй круг обсуждения. Мнения высказывались самые разнообразные. Было такое впечатление, что моя история становится все более выпуклой, понятной, объемной. Почему-то ушло волнение и напряжение, я с интересом прислушивалась к словам участников, «узнавая» многое из того, что тогда происходило между мной и клиенткой. Мне стало понятно, почему консультативный процесс не был завершен, и, самое главное – стали совершенно очевидны мои ошибки, главной из которых было то, что я в какой-то момент «повелась» на жалость, испытывая искреннее сочувствие к клиентке, оказавшейся в трудной жизненной ситуации, и игнорируя манипулятивный характер запроса. Я, конечно, всё это чувствовала и раньше, но осознавание было заблокировано целой грудой отрицательных эмоций. Теперь же наступило ясное понимание ситуации, спокойствие, уверенность в том, что если что-то подобное повторится, я сумею распознать и «разрулить» ситуацию.
Владимир Александрович объяснил нам, что подобные, субъективно трудные, случаи встречаются как у начинающих, так и у весьма опытных психологов и психотерапевтов. И происходит это не из-за недостатка опыта, не из-за незнания или недостаточной теоретической подготовки. Трудности возникают не потому, что случай объективно «сложный» или клиент попался «трудный», а почти исключительно из-за коммуникативных проблем, связанных со взаимодействием с клиентом, из-за взаимного непонимания, эмоциональной реакции психолога, несовпадения ожиданий.
Три дня члены группы — профессиональные психологи и психотерапевты, рассказывали свои истории. Самые разные, но всегда болезненно неприятные. Иногда казалось, что обсуждение заходит в тупик и группа не может ничего понять. Зависает длительная пауза. И вот раздается чей-нибудь тихий голос: «А можно, я скажу… так, в качестве бредовой фантазии…». Участник говорит свою «фантазию», а рассказчик, чья история обсуждается, согласно кивает и улыбается: «А ведь точно! Именно так и было!».
Так, одна участница рассказала, что у нее была на приеме семья – супруги на грани развода. Они обсудили ситуацию, провели диагностику, договорились о дальнейших встречах, вроде бы начали успешно работать… и вдруг клиенты резко оборвали терапию, без каких-либо внятных объяснений. Психолог в недоумении: как, почему, что случилось?
На группе мы очень долго «гоняли по кругу» эту историю, которая уже становилась прямо-таки детективной, и всё равно было непонятно, что произошло, из-за чего клиенты ушли. Пока кому-то не пришла в голову та самая «бредовая идея»: а может быть, они вообще приходили к психологу вовсе не для того, чтобы сохранить семью, а наоборот, получить «санкцию» на развод? Уж очень много обвинений в адрес друг друга они выдвигали, как будто хотели убедить психолога, что такая семья не должна существовать? И ведь точно! Рассказчица сама нашла подтверждение этой гипотезе. Интересен вопрос: почему же она этого не заметила? В ходе дальнейшего обсуждения оказалось, что сыграла свою роль ее внутренняя установка на сохранение семьи любой ценой, тем более, когда в семье есть дети. Эта-то установка и не дала ей заметить истинных мотивов обращения клиентов за помощью. Вы можете удивиться: а зачем они тогда вообще пошли к психологу? Разводились бы себе, да и всё. Выяснилось, что никто из супругов просто не хотел брать на себя ответственность за распад семьи. Им нужен был для этого некий сторонний авторитет, который бы подтвердил, что семьи-то уже фактически нет.
Всего за три дня участия в Балинтовской группе я заметила, насколько возросла моя интуиция и чувствительность к тому, что происходит между людьми в человеческих отношениях (хотя раньше казалось, что я и так всё прекрасно понимаю). Это и есть для меня тот главный бесценный опыт, который дала Балинтовская группа.
Дрёмина Ирина, кандидат психологических наук, доцент кафедры психологии развития и образования Марийского государственного университета, член Российской психотерапевтической ассоциации (г. Йошкар-Ола).